Идеология в переводоведении
Основной проблемой при изучении «идеологии» любой научной дисциплины является ее определение и масштаб. Само слово «идеология» ввел в употребление французский философ и политик Антуан Луи Клод Дестют де Траси (1754-1836) применительно к новой рационалистской «науке об идеях», однако с тех пор у этого слова появились и другие значения. Например, британский литературовед Ричард Симпсон (1993) определяет идеологию как «производное от принятых как само собой разумеющееся предположений, убеждений и систем ценностей, общих для отдельных социальных групп и передающихся через посредство сильных политических и социальных институтов наподобие правительства или закона».
Некоторые теоретики перевода предлагают и свою собственную терминологию: скажем, Лефевр (1998) описывает идеологию как «концептуальную систему, состоящую из мнений и отношений, которые кажутся приемлемыми в определенном обществе в определенное время и посредством которых читатели и переводчики получают доступ к текстам».
В случае перевода суть идеологического вмешательства состоит в том, что отбор, осуществляемый в процессе перевода (не только переводчиком, но и всеми лицами, принимающими решение о выборе текстов для перевода), потенциально определяется идеологически обоснованными стратегиями. Соответственно, в переводоведении представления об идеологии прочно привязаны к концепциям языка, искажения и «рерайтинга» исходного текста и культуры в процессе перевода. Так, американский лингвист Джеймс Пенрод (1993) утверждает: «Поскольку при переводе мы всегда должны занять ту или иную позицию в отношении к другим культурам и языкам, мы должны и бдительно следить за характером этой позиции».
Практика перевода и по сей день тесно связана с религиозной идеологией, прекрасной иллюстрацией чему может служить, например, убийство японского переводчика «Сатанинских стихов» Салмана Рушди. Поэтому при переводе текстов религиозного содержания переводчики нередко прибегают к буквальному переводу. Переводчики-деконструктивисты утверждают, что допустимы любые отклонения от исходного текста, поскольку ни один оригинал невозможно скопировать в точности, а от «насильственной иерархии» с приоритетом оригинального текста можно отказаться в пользу целевой схемы.
Идеологический характер носит и борьба за признание переводоведения академическими кругами, которая велась во многих странах мира. Отчасти эта борьба была обусловлена тем, что долгое время перевод имел более низкий статус в сравнении с оригиналом. По мере утверждения переводоведения как научной дисциплины (начиная с 1970-х годов) основное внимание исследователей переместилось с «научной» лингвистической категоризации явления перевода на исследования макросоциокультурного контекста процесса перевода.
В большинстве работ по переводоведению традиционно рассматривались преимущественно европейские языки и идеологии, что создало дисбаланс в ущерб другим языкам. Однако в настоящее время концепции западных моделей перевода все чаще ставятся под сомнение. Например, британская лингвистка Мария Тимочко (2006) обсуждает альтернативные перспективы перевода в неевропейских культурах. Сами слова и метафоры, которые используются для обозначения перевода в хинди (rupantar – «изменение формы», anuvad – «следование»), арабском (tarjama – «биография») и китайском (fan yi – «переворачивание») языках, указывают на совершенно иную расстановку приоритетов, где лексическая верность с оригиналом не ставится целью. Более того, нередко ставятся под сомнение и традиционные подходы западного переводоведения: например, дакарский филолог Поль Бандиа (1993) в своей статье об африканских авторах, пишущих на европейских языках, утверждает, что для перевода их произведений нужен культурно-ориентированный подход к переводу с особым вниманием к тому, чтобы избежать «негативных стереотипных представлений», связанных с языками колонизаторов.