Перевод в Древнем Риме
Датский лингвист Эрик Якобсен довольно смело называет перевод римским изобретением, и хотя его высказывание можно считать преувеличением, нельзя отрицать того влияния, которое оказали взгляды римских авторов – в первую очередь, Цицерона и Горация, – на развитие переводческой мысли.
Переводные произведения пользовались в Древнем Риме такой популярностью, что это даже служило поводом для обвинений римлян в отсутствии творческого воображения, из-за которого они не смогли создать своей собственной художественной литературы. Однако подобные обобщения вряд ли можно считать справедливыми. Просто римляне считали свою культуру продолжением греческой, и когда римские литературные критики обсуждали греческие тексты, они никоим образом не воспринимали язык этих текстов как сдерживающий фактор.
И Гораций, и Цицерон в своих высказываниях о переводе проводили серьезное различие между подстрочным (дословным) и образным (фигуральным) переводом. Стремясь обогатить родной язык и литературу с помощью переводных произведений, они уделяли куда большее внимание эстетическому критерию, чем точности перевода. Гораций в своем «Искусстве поэзии» предостерегает против чрезмерно точного воспроизведения переводимого источника: «Вы не должны переводить оригинал слово в слово, как раб-переводчик, и слепо подражать другому автору, чтобы потом вам не было стыдно».
Поскольку процесс обогащения литературной системы был неотъемлемым компонентом римской концепции перевода, нет ничего удивительного в том, что в этой связи вставал вопрос и об обогащении языка. Заимствование слов и образование неологизмов при переводе были настолько распространены, что даже Гораций советовал переводчикам употреблять поменьше новых слов. Вообще же, Гораций сравнивал заимствование лексики с появлением новых листьев у деревьев весной и считал этот процесс естественным и желательным – при том, что переводчик проявляет умеренность. И Гораций, и Цицерон советовали переводчикам придерживаться принципа Non verbum de verbo, sed sensum exprimere de sensu («Не от слова к слову, но от смысла к смыслу выражай»).
В римской концепции обогащения языка за счет переводов был дополнительный аспект, связанный с доминированием греческого языка как языка культуры и с тем, что образованные римляне могли свободно читать греческие тексты в оригинале. Римский читатель в целом мог воспринимать перевод как метатекст в отношении к оригиналу, и поэтому римские переводчики рассматривали свою работу как своего рода упражнение в сравнительной стилистике: ведь им не надо было знакомить читателя с формой или даже содержанием оригинала, а структура оригинального текста не была для них сдерживающим фактором.
Лонгин, предполагаемый автор древнеримского трактата «О возвышенном», упоминает «подражание великим историкам и поэтам прошлого» в качестве одного из путей к «возвышенному», а перевод как раз и являлся одним из инструментов подражания в римской концепции литературного творчества. Именно стремлением превзойти оригинал в эстетическом плане и объясняется оригинальность римских переводов. Не следует забывать и о том, что по мере расширения границ Римской империи двух- и трехъязычие становились все более распространенным явлением, а различия между устной и письменной латынью становились все сильнее. И потому вольность, в которой так часто обвиняют римских переводчиков, следует рассматривать в общем контексте применения данного подхода к переводу.