Переводимость

Понятие переводимости связано с двумя вопросами: возможен ли в принципе перевод с одного языка на другой, и в какой степени он возможен. Кроме того, оно связано с социологическими и идеологическими вопросами, касающимися выбора текстов для перевода. Полная переводимость, т.е. воспроизведение смысла текста в полном объеме, возможна только в случае искусственных литературных языков.

Приверженцы лингвистического универсализма рассматривают различия между языками исключительно как поверхностные явления. Эти различия могут создавать практические проблемы при переводе, но, в принципе, переводимость всех текстов гарантируется биологическими и культурными факторами. Например, Роман Якобсон говорил: «Весь когнитивный опыт и все виды его классификации могут передаваться на любом существующем языке». С точки зрения универсалистов, язык состоит из двух слоев – поверхностного и глубинного. Идеи и значения создаются в более глубоком слое и могут быть представлены множеством поверхностных лингвистических структур.

На Западе переводимость любых текстов принималась за данность еще в эпоху Римской империи. А в Средние века, когда христианская Библия была переведена на самые разные языки, появилась идея о том, что «истина» может быть выражена на любом языке и, следовательно, существует независимо от языка.

Противники концепции переводимости ставят под сомнение саму возможность совершенно адекватного перевода. Они считают, что отдельные языки, различающиеся своими грамматическими и лексическими структурами, воплощают в себе разные концептуальные представления о мире. А структурная асимметрия между языками препятствует переносу концепций из одного языка в другой.

Отрицали полную переводимость и немецкие романтики – в частности, Иоганн Готфрид Гердер, Вильгельм фон Гумбольдт и Фридрих Шлейермахер. Например, Гердер считал крайне проблематичным любое межкультурное сравнение, поскольку каждая культура (и ее язык) должна оцениваться сама по себе. А Шлейермахер на своей знаменитой лекции 1813 года спросил, не является ли перевод совершенно дурацким занятием, после чего назвал переводимость «задачей столь же бесконечной, как и герменевтическое понимание».

В 20-м веке и переводимость, и непереводимость были осмыслены по-новому. Например, французский философ и литературовед Жак Деррида, который уделял проблемам перевода гораздо больше внимания, чем другие современные философы, рассматривает перевод как «критически важный объект» и «позитивную проблему». Сделав свои собственные сочинения практически непереводимыми из-за слишком активного употребления каламбуров и полисемии, Деррида поставил во главу угла «путаницу понятий», обусловленную одновременной необходимостью и невозможностью перевода. При этом, как и фон Гумбольдт, Деррида считает основным критерием отбора текстов для перевода их переводимость: чем более непереводимым является текст, тем больше он нуждается в переводе, и, напротив, легко переводящийся текст не заслуживает внимания переводчика.

Поскольку переводимость во многом определяется отношениями между языками и культурами, непереводимость обычно делится на два типа – лингвистическую и культурную. Например, американский лингвист Дж.Кэтфорд (1965) считал, что лингвистическая непереводимость имеет место в тех случаях, когда полисемия и омонимия функционально уместны в тексте, а культурная непереводимость – в случаях, когда ситуативные детали, встречающиеся в оригинальном тексте («сауна», «иглу» и т.п.), отсутствуют в культуре носителей языка перевода.

Особую разновидность культурной непереводимости представляет собой так называемая институционная непереводимость, связанная не с лингвистическими характеристиками переведенного текста, а с контекстом его употребления. В этом смысле институционно непереводимым является, например, Коран, поскольку для мусульманского мира его текст на любом языке, кроме арабского, не будет иметь никакого религиозного авторитета.