Перевод художественной прозы

Проблемам перевода художественной прозы всегда уделялось гораздо меньше внимания, чем вопросам, связанным с переводом поэтических произведений. Возможно, это объясняется более высоким статусом поэзии, но, скорее всего, это обусловлено широко распространенным ошибочным представлением о том, что прозаическое произведение имеет более простую структуру, чем поэтическое, и поэтому переводить его гораздо легче. Соответственно, гораздо сильнее и искушение уделять больше внимания содержанию в ущерб формальным особенностям художественного произведения.

Пользуясь терминологией Антона Поповича, можно сказать, что при переводе прозы обычно имеют место следующие отрицательные сдвиги:

1) неверный перевод информации;

2) «недостаточная интерпретация» оригинального текста;

3) поверхностная интерпретация связей между интенциональными коррелятами.

И хотя переводчики единодушно признают прозаическое изложение поэтических произведений неадекватным, в отношении прозаических текстов такой консенсус не был достигнут. Переводчики прозы вновь и вновь всеми силами пытаются создать удобочитаемые тексты, избежав при этом высокопарности стиля, вытекающей из стремления сохранить синтаксические особенности оригинала.

Английский писатель Хилэр Беллок сформулировал 6 основных правил для переводчика прозаических текстов:

1) Переводчик не должен «с трудом продираться от слова к слову, от предложения к предложению». Вместо этого переводчик должен рассматривать текст как одно целое и переводить его по частям, а перед тем, как взяться за перевод очередной такой части, спрашивать себя, каков ее смысл.

2) Переводчик не должен передавать идиому идиомой. В качестве примера Беллок приводит греческое выражение «Клянусь собакой», которое в буквальном переводе звучит довольно комично, — и советует переводить его как «Клянусь богом».

3) Переводчик должен передавать значение значением, помня о том, что «значение фразы на одном языке может быть менее или более выразительным, чем ее форма». Иными словами, значимость того или иного выражения в определенном контексте на исходном языке окажется несоразмерной при буквальном переводе.

4) Беллок предостерегает против «ложных друзей» — слов или конструкций исходного языка и языка перевода, которые кажутся аналогичными, но на самом деле таковыми не являются (например, английское angina, «стенокардия»).

5) Переводчику рекомендуется «смело обращаться» с текстом, поскольку сущностью перевода Беллок считает «возрождение чужого рассказа в родном теле».

6) Переводчик никогда не должен приукрашивать.

Шесть правил Беллока охватывают как технические, так и принципиальные моменты. Конечно, его порядок приоритетов может показаться довольно странным, однако ему удалось подчеркнуть важность того, чтобы переводчик воспринимал оригинальное прозаическое произведение как структурированный текст и в то же время не забывал о стилистических и синтаксических правилах языка перевода.

Беллок признает «моральную ответственность» перед оригиналом, но в то же время чувствует, что переводчик вправе значительно изменять текст в процессе перевода с тем, чтобы читатель получил текст, соответствующий стилистическим и идиоматическим нормам его языка. Задача осложняется тем, что должно соблюдаться требование эквивалентности перевода. Иными словами, Париж не может стать в переводе Москвой, Пьер – Петром, а Бейкер-стрит – Пекарской улицей.

Следовательно, переводчик должен в первую очередь определить функцию той или иной структуры исходного языка, а затем найти в языке перевода структуру, которая выполняла бы эту функцию достаточно адекватно. Однако нередко оказывается, что в языке перевода подобные структуры отсутствуют. Примером тому может служить русская система личных имен, с отчествами и различными уменьшительными формами, отсутствующими в большинстве других языков. Конечно, переводчик может сделать сноску с кратким описанием этой системы, но эта информация едва ли поможет иностранному читателю осознать, что Владимир Петрович, Володя и Вова – один и тот же человек.